Легенда из данте. Данте алигьери божественная комедия ад Почему данте

Данте не говорит, каким образом перешел он из второго круга в третий, вероятно потому, что хотел намекнуть читателю, что душа его и по возвращении в нем чувств так сильно была потрясена горестною судьбою двух любовников, что он не обратил никакого внимания на путь, теперь им пройденный. Оно пробудилось в нем только при виде новой казни. Штрекфусс.

В этом кругу казнятся обжоры (і miseri profani). «Дождь, этот благодатный дар неба, оплождающий землю, здесь во мраке, недоступном для солнечного света, ничего не производит, кроме отвратительной грязи и смрада: дары неба тщетно расточаются для сластолюбцев, грешники погружены в грязь: не то же ли случалось с ними и в жизни? Они не в силах из нее подняться; тщетно пытаясь из нее освободиться, они только поворачиваются с бока на бок; если же и случится им приподняться, они тотчас же снова падают (ст. 91–93) и притом вперед головою, вместилищем их духовных сил: до того она отяжелела, что сама клонит их к земле». Копишь и Штрекфусс.

Подобно Харону и Миносу, Виргилиев Цербер превращен в беса, треглавый образ которого кончается в исполинского червя или змею. Червем, который точить мир, назван и Люцифер (Ада XXXIV, 107). Он с тройною пастью, с толстым чревом, с сильной (в подлин: с черной и сальной бородой, с красными глазами – сущее олицетворение обжорства. Он насыщается грязью: этим выражена ценность того, чем сластолюбцы стремятся удовлетворить свои желания, ради чего они забывают о высшем назначении человека – о развитии высших духовных сил. Лай Цербера оглушает грешников; это голос злой их совести, для которой в грязи своей они охотно желали бы вечно быть глухими.

Подражание Виргилию, Aen. VI, 420.

Cui vates, horrere videns jam colla colubris,

Helle soporatam et medicatis frugibus offam

Objieit Ille fame rabida tria guttura pandeni

Gorripit objectam, atque immanla terga resolvit

Pusus bumi, totoque ingens extenditur antro.

Не смотря на то, что грешники, наказуемые в этом кругу, имеют человеческий образ и кажутся действительными существами, они так ничтожны, что их нельзя отличить от зловонной грязи, в которую погрязла их душа. Как грязь, Данте попирает их ногами, обращая на них столько же внимания, как и на грязь настоящую. Каннегиссер. – Вообще однако ж заметим, что Дантовы тени в аду еще не совсем освобождены от земли, существо их еще связано с некоторою материальностью; в чистилище они более духовны; наконец в раю души называются уже не тенями, а светами, ибо вечно окружены светом оживляющей их радости.

Чиакко есть или сокращенное Джиакопо, Яков, или прозвище, которое на флорентинском наречии значит свинья. Невероятно, чтобы Данте в обращении к этому грешнику употребил сказанное слово в насмешливом тоне, при том глубоком участии, которое он принимает в его судьбе. Во всяком случае, эта игра слов между Чиакко, Яков, и чиакко, свинья, резко характеризует представителя греха, здесь наказуемого. Этот Джиакопо или Чиакко, по словам древнейших комментаторов, быль судья и веселый собеседник, приятный в обществе. Об нем упоминает Боккаччио Decamer. IX, 8.

Для ясного уразумения предсказания Чиакко необходимо знать политическое состояние Флоренции того времени, тем более, что эти исторические сведения послужат нам впоследствии ключом для объяснения многих мест Дантовой поэмы. В конце XIII столетия, Флоренция, изгнав партию Гибеллинов, наконец могла насладиться некоторое время миром; но это спокойствие было непродолжительно. Пистоия в то время входила в состав гвельфского союза в Тоскане, имея такое же народное правление, как и Флоренция. Одна из знаменитейших фамилий этого города, Канчелльери, разделилась на две линии: члены одной назвали себя по матери, Бианки, белыми, члены другой, в противность ей, назвались черными. Эти партии давно уже враждовали между собою и нередко приходили в кровавые столкновения; во в 1300 вражда их загорелась с новою силою. Амадоре, один из партии Черных, поссорившись, ранил своего родственника Ванни (из партии Белых). Отец Амадоре, человек миролюбивого характера, отправил сына к отцу раненного извиниться в своей запальчивости; но этот последний, вместо того, чтобы слушать оправдания, велел схватить Амадоре, и, сказав, что мечем, а не словами, решаются такие оскорбления, отрубил ему правую руку. Это злодейство тотчас разделило весь город: одни приняли сторону Черных, другие Белых. Но распря не ограничилась одной Пистойей, а тотчас же передалась и Флоренции, где враждебный дух Гвельфов и Гибеллинов еще несовершенно был подавлен. Во Флоренции сторону Черных приняли члены старинного дворянского рода Донати (под предводительством Мессера Корсо), а сторону Белых новый дворянский дом Черки (под начальством Мессер Виеро). Смуты и кровопролитные драки распространились по всему городу. В это время Флоренция управлялась приорами, избиравшимися ежегодно по 6 человек, каждый на два месяца. Желая прекратить волнения, они, согласно с преданием, по совету Данта, бывшего с 15 Июня по 15 Августа прошедшего года приором Флоренции, изгнали из города предводителей обеих партий: Черных в Перуджию, Белых в Сарзану. Это было в феврале 1301. В то время Черные обратились к папе Бонифацию VIII с просьбою прислать им стороннего правителя для водворения у них порядка. Между тем Белые, как менее виновные, вскоре были призваны обратно, под предлогом, что климат Сарзаны был для них вреден, и действительно многие из них погибли от болезней. Возвратившись в город, они успели в Июне 1301 изгнать и остальных из партии Черных, которые и удалились к своим вождям в Перуджию. Принимал ли какое участие Данте в этих интригах партий, очень сомнительно: достоверно только то, что он в то время употребляем был для политических дел и был отправлен послом к Бонифацию VIII. Между тем Бонифаций, доброхотствуя Черным, как истым Гвельфам, отправил, вероятно по их же проискам, Карла Валуа, брата французского короля Филиппа Прекрасного, во Флоренцию под личиною миротворца. Начальство города приняло его с честью и, по принесении им клятвы в ненарушительном повиновении законам республики, уполномочило его преобразовать и успокоить республику. Вскоре однако ж он ввел в город вооруженное войско. Этой минутою воспользовались Черные, ворвались в город и пять дней к ряду опустошали его огнем и мечем. Карл не принял решительно никаких мер для прекращения этих смут и только заботился о том, чтобы всеми зависевшими от него средствами добыть поболее денег; вместе с тем он изгнал из города под различными предлогами всех неприязненных ему граждан, между прочими и нашего поэта с множеством Белых. Впрочем, многие из этой партии оставались в своих домах и после отбытия Карла из Флоренции (в 1302), и только в 1304 были окончательно изгнаны. Филалетес и Вегеле (Dante"s Lebeu und Werke, 1852, 117 и д).

Человек-светоч - так называл его Виктор Гюго. Он был странником и изгоем, воином, поэтом и философом. И вопреки всему нес свет в темноте. Сама судьба поставила Данте Алигьери у истоков великой эпохи Возрождения.

Новорожденному дали имя Дуранте, что означает «терпеливый, выносливый». Оно оказалось вещим, хотя и было очень скоро позабыто ради ласкового уменьшительного Данте, которое осталось с ним на всю жизнь.

Я родился и вырос
В великом городе, у вод прекрасных Арно, -

потом напишет он о себе.

Сегодня во Флоренции мы легко найдем старинный квартал, где проживало семейство Алигьери. Там же, в двух шагах от родного дома, у церкви Санта-Маргарита на флорентийской улочке с тем же именем, как гласит легенда, девятилетний Данте впервые повстречал Беатриче Портинари.

Едва девятое круговращенье солнца
Исполнилося в небе надо мной,
Как я уже любил.

Данте видел Беатриче всего два раза в жизни. Но, наверное, уже в день той первой встречи мог бы сказать, как сказал через 40 лет в «Божественной комедии», встретившись с ней в «Раю»:

И после стольких, стольких лет разлуки...
Я, прежде чем Ее мои глаза
Увидели, - уже по тайной силе,
Что исходила от нее, - узнал,
Какую все еще имеет власть
Моя любовь к ней, древняя, как мир.
Я потрясен был и теперь, как в детстве,
Когда ее увидел в первый раз...
Я древнюю любовь мою узнал.

Но все это будет потом. А пока... Флоренция, XIII век. Весенний ветер истории приносит новое дыхание на берега Арно. В город цветов проникает поэзия певцов рыцарской любви - трубадуров Прованса. Самые изысканные и образованные тосканские поэты, такие как Гвидо Кавальканти, вдохновленные трубадурами, становятся учителями Данте. Потом юноша учится в Болонском университете, получает там основы классических знаний - древней истории, мифологии, философии. Одному из своих учителей он посвятит такие благодарственные строки:

Запечатлен в душе моей доныне
Ваш дорогой, любезный, отчий лик.
Тому меня вы первый научили,
Как человек становится бессмертным.

Жизнь Флоренции времен Данте протекала в череде бесконечных войн. В ранней молодости он сражается в первых рядах в битве при Кампальдино, участвует в осаде Капроны. Дальнейший его путь тесно связан с политикой и общественными делами Флоренции. Вершиной в политической судьбе Данте стало его пребывание с 15 июня по 15 августа 1300 года «приором порядка и слова». По сути, он возглавлял исполнительную власть в городе. Но недолго. Вскоре Алигьери окажется втянут в конфликт между черными и белыми гвельфами - двумя партиями, боровшимися за власть во Флоренции, - и будет с позором изгнан из любимого города. В 1302 году начнется период скитаний великого флорентийца. На чужбине он будет говорить: «Мир для меня отечество, как море для рыб, но, хотя я любил Флоренцию так, что терплю несправедливое изгнание, все же нет для меня места в мире любезнее Флоренции».

Уже позже, опомнившись, флорентийские магистраты, ослепленные славой поэта, приглашали его вернуться в родной город, правда, при условии, что он покается и принесет извинения за свои заблуждения, на что изгнанник с гневом ответил: «Не так Данте вернется на родину. Ваше прощение не стоит этого унижения. Мой кров и моя защита - моя честь. Разве не могу я повсюду созерцать небо и звезды?»

То было суровое, темное время. Время эпидемий, пустующей казны и постоянной угрозы голода.

Надежды нет, и все объемлет мрак,
И ложь царит, и правда прячет око.
Когда ж, Господь, наступит то, чего
Ждут верные тебе? Ослабевает
В отсрочках вера...

Его собственным ответом времени стала «Божественная комедия», 14 тысяч стихов...

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины, -

так начинает рассказ Данте. Говорят, поэт назвал свое произведение просто «Комедией». «Комедия» - потому что начинается она «ужасно и печально», с «Ада», а конец ее прекрасен и радостен - это «Рай». Эпитет «Божественная» появился позже. Следы великого поэта во Флоренции неуловимы, но все же... Остался дом, где жил Данте. У старой церкви Сан-Стефано аль Понте когда-то Боккаччо читал отрывки из «Божественной комедии». В Дуомо на фреске XV века - знаменитый портрет: Данте в алом плаще со своим творением в руках. Поражает суровый взгляд мраморного пиита у собора Санта-Кроче - Алигьери в окружении львов и с могучим орлом у ног. Наверное, так смотрел поэт на картины «ада», подсказанные ему жестоким миром, в котором он жил...

Любовь с моей душою говорит -
Так сладко он запел, что и доныне
Звучит во мне та сладостная песнь...

В скольких душах рождали отклик песни Данте! И в русских душах тоже. Весь Серебряный век вдохновлялся его терцинами.

Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь...

Это Брюсов. У него очень много прекрасных стихов, в которых упоминается Алигьери.

Великого флорентийца цитировали, читали, учили наизусть, переводили. Ему посвящали стихи и целые литературные исследования, о нем писали статьи Гумилев, Ахматова, Лозинский, Мандельштам, Мережковский...

Из воспоминаний Ахматовой о встрече с Мандельштамом в Ленинграде в 1933 году: «Осип только что выучил итальянский язык и бредил Дантом, читая наизусть страницами. Мы стали говорить о "Чистилище". Я прочла кусок ХХХ песни (явление Беатриче).

В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огнеалом...
Всю кровь мою
Пронизывает трепет несказанный:
Следы огня былого узнаю...

Осип заплакал. Я испугалась - "Что такое?" - ЧНет, ничего, только эти слова и вашим голосом“»... А это «Муза» Анны Ахматовой:

Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

Дмитрий Мережковский считал, что главной целью Данте было даже не что-то сказать людям, а что-то сделать с людьми, изменить их души и судьбы мира. Из биографического романа «Данте»:

«Я не могу сказать, как я туда зашел,
Так полон я был смутным сном в тот миг,
Когда я верный путь уже покинул, -

вспоминает Данте, как заблудился в темном, диком лесу, ведущем в ад. Кажется иногда, что весь мир полон сейчас тем же смутным сном... Если суждено ему проснуться, то, может быть, в одном из первых, разбудивших его, голосов он узнает голос Данте. Вся "Комедия2 есть не что иное, как остерегающий крик заблудившимся в Чтемном и диком лесу“, который ведет в Ад. В голосе Данте слышится немолчный в веках голос человеческой совести...

Спасти нас может вечная Любовь,
Пока росток надежды зеленеет...»

Судьба Данте была трагична. Он умер в изгнании, так и не увидев больше любимой всем сердцем Флоренции. Через восемь лет после смерти поэта кардинал Бертрандо дель Поджетто сожжет его сочинения и даже захочет предать огню его прах - за «ересь», которую видела церковь в «Божественной комедии».

Великое послание Данте и по сей день ждет своего осмысления.

«Но не думайте, будто я единственная на всей земле птица Феникс. Ибо о том, о чем я кричу во весь голос, остальные либо шепчут, либо бормочут, либо думают, либо мечтают».

Обсудить статью в сообществе

В последнем круге ада перед нами
Во мгле поверхность озера блистала
Под ледяными твердыми слоями.

На эти льды безвредно бы упала,
Как пyx, громада каменной вершины,
Не раздробив их вечного кристалла.

И как лягушки, вынырнув из тины,
Среди болот виднеются порою, —
Так в озере той сумрачной долины

Бесчисленные грешники толпою,
Согнувшиеся, голые сидели
Под ледяной, прозрачною корою.

От холода их губы посинели,
И слезы на ланитах замерзали,
И не было кровинки в бледном теле.

Их мутный взор поник в такой печали,
Что мысль моя от страха цепенеет,
Когда я вспомню, как они дрожали, —

И солнца луч с тех пор меня не греет.
И вот земная ось уж недалеко:
Скользит нога, в лицо мне стужей веет…

Тогда увидел я во мгле глубоко
Двух грешников: безумьем пораженный,
Один схватил другого и жестоко

Впился зубами в череп раздробленный,
И грыз его, и вытекал струями
Из черной раны мозг окровавленный.

И я спросил дрожащими устами,
Кого он пожирает; подымая
Свой обагренный лик и волосами

Несчастной жертвы губы вытирая,
Он отвечал: «Я призрак Уголино,
А эта тень — Руджьер; земля родная

Злодея прокляла… Он был причиной
Всех мук моих: он заточил в оковы
Меня с детьми, гонимого судьбиной.

Тюремный свод давил, как гроб свинцовый;
Сквозь щель его не раз на тверди ясной
Я видел, как рождался месяц новый —

Когда тот сон приснился мне ужасный:
Собаки волка старого травили;
Руджьер их плетью гнал, и зверь несчастный

С толпой волчат своих по серой пыли
Влачил кровавый след, и он свалился,
И гончие клыки в него вонзили.

Услышав плач детей, я пробудился:
Во сне, полны предчувственной тоскою,
Они молили хлеба, и теснился

Мне в грудь невольный ужас пред бедою.
Ужель в тебе нет искры сожаленья?
О, если ты не плачешь надо мною,

Над чем же плачешь ты!.. Среди томленья
Тот час, когда нам пищу приносили,
Давно прошел; ни звука, ни движенья…

В немых стенах — все тихо, как в могиле.
Вдруг тяжкий молот грянул за дверями…
Я понял все: то вход тюрьмы забили.

И пристально безумными очами
Взглянул я на детей, передо мною
Они рыдали тихими слезами.

Но я молчал, поникнув головою;
Мой Анзельмуччио мне с лаской милой
Шептал: „О, как ты смотришь, что с тобою?..“

Но я молчал, и мне так тяжко было,
Что я не мог ни плакать, ни молиться,
Так первый день прошел, и наступило

Второе утро: кроткая денница
Блеснула вновь, и в трепетном мерцанье
Узнав их бледные, худые лица,

Я руки грыз, чтоб заглушить страданье.
Но дети кинулись ко мне, рыдая,
И я затих. Мы провели в молчанье

Еще два дня… Земля, земля немая,
О, для чего ты нас не поглотила!..
К ногам моим упал, ослабевая,

Мой бедный Гаддо, простонав уныло:
„Отец, о, где ты, сжалься надо мною!..“
И смерть его мученья прекратила.

Как сын за сыном падал чередою,
Я видел сам своими же очами,
И вот один, один под вечной мглою

Над мертвыми, холодными телами —
Я звал детей; потом в изнеможенье
Я ощупью, бессильными руками,

Когда н глазах уже померкло зренье,
Искал их трупов, ужасом томимый,
Но голод, голод победил мученье!..»

И он умолк, и вновь, неутомимый,
Схватил зубами череп в дикой злости
И грыз его, палач неумолимый:

Так алчный пес грызет и гложет кости.

Возможно, эта история не дошла бы до нас, растворившись бесследно в прошлом, как и многие другие подобные истории, если бы Данте Алигьери, выдворенный из Флоренции по политическим мотивам, не нашел приют в Равенне у Гвидо да Полента, племянника Франчески да Римини.

Прекрасная красавица Франческа мечтала о любви. Но кого заботят мечты юной девушки, если на кон поставлены честь и достоинство двух знатных родов?

Между семействами Римини и Равенны существовала давняя вражда. Уладить раздор в средневековой Италии можно было лишь одним способом – породниться. И отцы благородных семейств приняли решение поженить детей. Из четырех сыновей Римини отец Франчески выбрал старшего. Джованни, по прозвищу Калека, отличался свирепым нравом и ужасной внешностью, и вряд ли Франческа по доброй воле согласилась бы выйти за него замуж. Чтобы сделка не расстроилась, решено было прибегнуть к хитрости. Для заключения брачного договора в Равенну отправили младшего брата Джованни красавца Паоло.

Франческе приглянулся молодой юноша, и она с радостью покинула отчий дом. И лишь прибыв в поместье Римини, поняла, что была жестоко обманута, ее мужем оказался не красивый и добрый Паоло, а жестокий калека Джованно. Однако любовь, вспыхнувшая между Франческо и Паоло, не погасла.

Согласно обычаям того времени, Джованно, лорд Пезаро, обязан был жить по месту своей службы, а его семья должна была находиться за городом, в родовом замке. Этот замок и стал для Франчески тюрьмой и одновременно местом тайных встреч с любимым.

Легенда гласит, что однажды Джованно, заподозрив неладное, не уехал из замка, а выждал какое-то время и ворвался в спальню жены в тот момент, когда она тайно встречалась с Паоло. В комнате был потайной выход, но Паоло не успел им воспользоваться. Разъяренный обманутый муж, выхватив кинжал, бросился на брата. Франческа встала между мужем и любимым, приняв смертельный удар на себя. Это не спасло Паоло, следующим ударом был убит он.

Так гласит легенда. Исторические факты свидетельствуют немного о другом. Франческа к тому времени уже не была юной прекрасной девой, от первого брака она воспитывала дочь. И тайных встреч между ней и Паоло не было. Коротая время за чтением книг, она иногда читала их вместе с младшим братом мужа. Именно в такой момент их застал Джованно и, приняв дружеский поцелуй за доказательство измены, не раздумывая, убил обоих.

Это не помешало Данте поместить погибших в ад, где они, по воле автора, кружились, не размыкая объятий, в вечном вихре дьявольского огня. Любовная страсть, приведшая к гибели, навсегда соединила их после смерти.

Но даже Данте, уготовив им муки ада, ничего не говорил о длительной связи и супружеской измене. Подробности о тайных встречах в комнате с потайным ходом появились позже, когда в свет вышла трагедия Габриэле Д’Aннунцио «Франческа да Римини».

Моральные устои Средневековья были таковы, что всякая любовь считалась греховной. Данте не искал и не желал искать оправдания возлюбленным. Но его упоминание в «Божественной комедии» о муках Франчески и Паоло в аду позволило появиться прекрасной легенде о любви, сюжет которой лег в основу произведений многих музыкантов, художников и писателей.

Иллюстрация Гюстава Доре к песни XXI «Ада». Издание 1900 года

В пятом рву восьмого круга ада (21-я песнь) Данте и Вергилий встречают груп-пу демонов. Их предводитель, Хвостач, говорит, что дальше дороги нет — мост разрушен:

Чтоб выйти все же, если вам угодно,
Ступайте этим валом, там, где след,
И ближним гребнем выйдете свободно.

Двенадцать сот и шестьдесят шесть лет
Вчера, на пять часов поздней, успело
Протечь с тех пор, как здесь дороги нет Здесь и далее цитируется перевод Михаила Лозинского, если не указано иное. .

Слова демона удивляют своей преувеличенной детальностью — зачем Данте и читателям знать о времени обрушения какого-то моста с точностью до часа? Между тем в этих строфах содержится ключ к одной из главных загадок «Боже---ственной коме-дии» — хронологии дантовского путешествия, о которой Данте нигде не гово-рит прямо, но которую можно реконструировать на основа-нии разбросанных тут и там намеков.

В первой терцине «Ада» рассказывается, что Данте потерялся в сумрачном лесу, «зем-ную жизнь пройдя до половины». Можно предположить, что мы на-хо-димся в районе 1300 года от Рождества Христова: в Средние века считалось, что жизнь длится 70 лет См. псалом царя Давида: «Дней лет наших — семьдесят лет» (89:10). , а Данте родился в 1265 году. Отнимаем от 1300 года 1266 лет, о которых говорит Хвостач, и получается, что мост обрушился при-мерно в конце земной жизни Христа. Вспомним Евангелие, где написано, что в момент смерти Иисуса произошло сильнейшее землетрясение — судя по все-му, оно и разрушило мост. Если добавить к этим соображениям сообщение еван-гелиста Луки о том, что Христос умер в полдень, и отсчитать пять часов назад, становится ясно, что разговор о мосте происходит в 7 утра 26 марта 1300 года — через 1266 лет и без пяти часов день после смерти Христа на кресте (Данте думал, что она произошла 25 марта 34 года).

Учтя все остальные временные указания «Комедии» (смены дня и ночи, распо-ложение звезд), мы можем установить, что путешествие Данте в загробный мир длилось неделю с 25 по 31 марта 1300 года Альтернативная точка зрения привязывает его к пасхальной неделе 1300 года — с 8 по 14 апреля; но принцип установления хронологии не меняется, просто отсчет ве-дет-ся не от «исторической» даты смерти Христа, а от церковно-календарной — Страстной пятницы. .

Эта дата выбрана неслучайно. В 1300 году папа Бонифаций VIII объявил пер-вый в истории церкви юбилейный год: было обещано, что каждые сто лет каж-дый верующий, совершивший паломничество в Рим и посетивший соборы Святого Петра и Апостола Павла, получит полное отпущение грехов. Вполне вероятно, что весной юбилейного года Данте отправился в Рим посетить моги-лы апостолов — во всяком случае, строки 18-й песни звучат как описание очевидца:

Так римляне, чтобы наплыв толпы,
В год юбилея, не привел к затору,
Разгородили мост на две тропы,

И по одной народ идет к собору,
Взгляд обращая к замковой стене,
А по другой идут навстречу, в гору.

Там-то, в юбилейном Риме, и могло свершиться чудесное паломничество в за-гробный мир. День начала паломничества, 25 марта, несет еще ряд смыслов: 25 марта Господь создал мир; 25 марта, за девять месяцев до Рождества, вопло-тился Христос. Кроме того, во Флоренции именно с этого дня начинался отсчет нового года.

Данте приступил к «Комедии» через несколько лет после предполагаемой да-ты загробного путешествия (первые наброски относятся, возможно, к 1302 го-ду, но полноценная работа над поэмой продолжалась с 1306-1307 годов и до смер-ти поэта). Работая над поэмой из «будущего», Данте наполняет ее впе-чатляю-щи-ми пророчествами и предсказаниями.

2. Тайна святой Лючии

Иллюстрация Гюстава Доре к песни II «Ада». Издание 1900 года Thomas Fisher Rare Book Library / University of Toronto

Во второй песни «Ада» Вергилий рассказывает, кто послал его на помощь Дан-те, погибавшему в сумрачном лесу. Оказывается, это были три прекрасные женщины:

…У трех благословенных жен
Ты в небесах обрел слова защиты
И дивный путь тебе предвозвещен.

Три благословенных жены — это Дева Мария, святая Лючия и Беатриче. Мария (она, впрочем, не названа по имени) рассказала о беде поэта святой Лючии, а та призвала Беатриче. Беатриче — это Биче Портинари, умершая за 10 лет до времени действия «Комедии», любовь юного Данте, которой он посвятил «Новую жизнь» «Новая жизнь» — первая книга Данте, напи-санная в 90-е годы XIII века, где в прозе и сти--хах рассказывается история любви поэта и Беатриче. . Беатриче не побоялась спуститься из рая в лимб Лимб — первый круг дантовского ада, где нахо-дятся души некрещеных младенцев и добродетельных людей, умерших до при-ше--ствия Христа. к Верги-лию и молить его о помощи. Внимание Марии, главной заступницы за людей перед Господом, к Данте тоже вполне понятно, но при чем здесь святая Лючия?

Святая Лючия в народной традиции считалась покровительницей зрения и по-могала при болезнях глаз Такая « » святой связана с этимологией ее имени: Lucia образовано от латинского lux, lucis — «свет». . Особое отношение Данте к святой Лючии связано с серьезными проблемами со зрением, которые он получил в юности из-за усердного чтения. Данте рассказывает об этом в «Пире» «Пир» — философский трактат Данте, напи-санный приблизительно в 1304-1307 годах. : «Утомив зрение упорным чтением, я настолько ослабил свои зрительные способности, что все светила казались мне окруженными какой-то дымкой». Не исключено, что и Беатриче была почитательницей святой Лючии: дом, в котором она жила после замужества, примыкал к церкви Святой Лючии. Так что святая прекрасно подходила на роль посредника между Марией, вознесшейся на небо Беатриче и Данте.

В выборе этого персонажа отражается общий принцип «Комедии»: будучи гран---диозным теологическим, философским и поэтическим полотном, она одновременно является рассказом об индивидуальной жизни автора, где каждое поэтическое решение связано с его чувствами, страстями и деталями земного пути.

3. Тайна мусульман

Иллюстрация Гюстава Доре к песни XXVIII «Ада» Данте Алигьери. Издание 1900 года Thomas Fisher Rare Book Library / University of Toronto

В 28-й песни «Ада» Данте встречает пророка Мухаммеда и праведного халифа Али, терпящих вечную муку как «сеятели раздора и раскола»: во времена Данте считалось, что Магомет был католическим прелатом, отколовшимся от истин-ной веры, поэтому для Данте он раскольник. Нелестное изображение пророка (описание его мук — одно из самых физиологичных в «Комедии») заработало Данте славу врага ислама («Комедия» даже запрещена в Пакистане).

Как бочка без дна, насквозь продырявлен —
От рта дотуда, где исход фекалий,
Нутром один из них был взору явлен.

Кишки меж колен отвратно свисали,
Виднелось сердце и мешок желудка,
Набитый жвачкой, выпачканный в кале Перевод Александра Илюшина. .

Однако отношение Данте к исламу куда сложнее и тоньше. В лимбе среди ге-роев и мудрецов Античности встречаются знаменитые мусульмане: Саладин, султан Египта и борец с , Авиценна Авиценна (ок. 980 — 1037) — средневековый персидский врач, философ и ученый. и Аверроэс Аверроэс (1126-1198) — средневековый андалузский арабоязычный философ, врач и математик. . Эти трое — единственные из обитателей лимба, рожденные после прихода Христа.

Кроме того, считается, что и вся структура поэмы может отражать историю ноч-ного путешествия и вознесения Пророка (исра и мирадж), во время которых Мухаммед предстал перед Аллахом, а также посетил рай и ад, где увидел бла-женство праведников и муки грешников. В средневековой арабской традиции существовало множество описаний мираджа — их сходство с «Комедией» впер-вые обосновал испанский арабист Мигель Асин-Паласиос в 1919 году. Позже стали известны версии этих текстов на романских языках, детально описываю-щие путешествие Пророка и распространившиеся по Европе из араб-ской Испа-нии. Эти находки сделали гипотезу о дантовском знакомстве с этой араб-ской традицией куда более правдоподобной — и сегодня она признается большин-ством дантоведов.

4. Тайна Эпикура

Иллюстрация Гюстава Доре к песни X «Ада». Издание 1900 года Thomas Fisher Rare Book Library / University of Toronto

Все в том же лимбе Данте встречает множество античных философов:

Потом, взглянув на невысокий склон,
Я увидал: учитель тех, кто знает,
Семьей мудролюбивой окружен Имеется в виду Аристотель. .

К нему Сократ всех ближе восседает
И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;
Здесь тот, кто мир случайным полагает,

Философ знаменитый Демокрит;
Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,
Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит…

В этом списке нет Эпикура, и это неслучайно: ему в «Комедии» уготовано совсем другое место — Данте увидит его могилу в шестом круге ада, где пребывают еретики:

Здесь кладбище для веривших когда-то,
Как Эпикур и все, кто вместе с ним,
Что души с плотью гибнут без возврата.

Эпикур (341-270 до н. э.) жил до появления христианства и поэтому не мог счи--таться еретиком в полном смысле слова. Обычные для Средних веков обвинения Эпикура в безбожии берут начало в речах апостола Павла против эпикурейства и продолжаются в писаниях первых христианских апологетов: так, Лактанций порицал Эпикура за отрицание божественного промысла и бессмертия души, за разрушение религии и проповедь разврата. Этот ана-хронизм созвучен общему средневековому антиисторизму: Средневековье лепит исторических персонажей по своему образцу, превращая античных героев в рыцарей, а философов — в христианских мыслителей и стирая раз-личия между эпохами. Не чуждо это и Данте.

5. Тайна разбитого сосуда

В начале 19-й песни Данте пересказывает туманный биографический эпизод: незадолго до времени действия «Комедии» он разбил сосуд с крестильной водой во флорентийском баптистерии Сан-Джованни, спасая тонущего в нем ребенка:

Повсюду, и вдоль русла, и по скатам,
Я увидал неисчислимый ряд
Округлых скважин в камне сероватом.

Они совсем такие же на взгляд,
Как те, в моем прекрасном Сан-Джованни,
Где таинство крещения творят.

Я, отрока спасая от страданий,
В недавний год одну из них разбил…

Действительно, во времена Данте во Флорентийском баптистерии вокруг кре-стильного источника были сделаны углубления, куда помещались большие глиняные сосуды со святой водой. Как считает филолог Марко Сантагата, этот эпизод вставлен в текст поэмы по двум причинам. С одной стороны, Данте хотел дать объяснение своему действию, которое, возможно, стало причиной скандала (на это указывают слова, которыми он завершает свой рассказ: «И вот печать, в защиту от шептаний!» — что означает: пусть это свидетельство убе-дит людей не слушать ложные слухи).

В то же время рассказ Данте напоминает ветхозаветную притчу о пророке Иере--мии и глиняном кувшине. Повинуясь воле Господа, пророк покупает глиняный кувшин и разбивает его перед старейшинами: так же, как человек разбивает глиняный сосуд, Господь может сокрушить народ Израилев, если люди нарушают заветы Господа и поклоняются идолам.

Разбивая кувшин со святой водой, Данте воспроизводит жест пророка. Иере-мия восстал против идолопоклонства народа Израилева, а Данте в «Комедии» восстает против современного ему идолопоклонства — симонии церкви Симония — покупка церковных должностей. В широком смысле слова так называют пре-обладание материальных интересов над ду-хов-ными в делах церковников. . В 19-й песни Данте обрушивает гнев на пап, обменивающих духовное на мате-риальное и ведущих мир к гибели:

О Симон-волхв, о присных сонм злосчастный,
Вы, что святыню божию, Добра
Невесту чистую, в алчбе ужасной

Растлили ради злата и сребра,
Теперь о вас, казнимых в третьей щели,
Звенеть трубе назначена пора!

Данте уже случалось туманно намекать на свой пророческий дар. В «Новой жиз-ни», дойдя до момента смерти Беатриче, Данте отказывается рассказывать о ней: «Мне не приличествует говорить об этом, так как я стал бы превозносить самого себя, что особенно заслуживает порицания» (Данте намекает на мисти-ческое видение, случившееся с ним в момент смерти Беатриче). Современный дантовед Мирко Тавони сближает этот эпизод с Посланием апостола Павла к корин-фянам: спустя 14 лет после события апостол рассказывает о том, как он был «восхищен» (то есть вознесен) на небо. Павел молчал об этом чуде рань-ше, чтобы не превозносить самого себя и не гордиться таким божествен-ным зна-ком. Данте тоже наделен особым даром и также не хочет говорить о нем прямо, дабы не восхвалять самого себя.

6. Тайна живых людей в аду

Иллюстрация Гюстава Доре к песни XVIII «Ада». Издание 1900 года Thomas Fisher Rare Book Library / University of Toronto

В 18-й песни Данте встречает знакомого:

Пока я шел вперед, мой взор упал
На одного; и я воскликнул: «Где-то
Его лицом я взгляд уже питал».

Я стал, стараясь распознать, кто это,
И добрый вождь, остановясь со мной,
Нагнать его мне не чинил запрета.

Бичуемый, скрывая облик свой,
Склонил чело; но труд пропал впустую;
Я молвил: «Ты, с поникшей головой,

Когда наружность носишь не чужую, —
Венедико Каччанемико. Чем
Ты заслужил приправу столь крутую?»

Венедико деи Каччанемичи — видный политический деятель второй половины XIII века, лидер болонских гвельфов В XIII веке между папством и немецкими императорами шла ожесточенная борьба за господ-ство на Итальянском полуострове. Сторонники папы звались гвельфами и про-ти-востояли гибеллинам, сторонникам импе-ра-тора. В 1289 году, после битвы при Кам-пальдино, в которой принимал участие Дан-те, гибеллины были изгнаны из Флорен-ции и город стал вотчиной гвельфов. Но полити-ческие конфликты на этом не окон-чились. Вскоре сами гвельфы разделились на две фрак-ции — белых и черных. Белые стреми-лись к большей политической и экономиче-ской независимости от папства, а черные, представляющие интересы самых богатых семей города, поддерживали папское вме-шательство во внутренние дела Флоренции. После разделения Данте примкнул к белым гвельфам. . Именно после прихода к власти его пар-тии Данте был вынужден покинуть Болонью, где провел несколько лет изгна-ния Изгнание Данте из его родной Флоренции случилось на несколько лет раньше. Во флорентийской политической жизни он активно участвовал начиная примерно с 1295 года, а в 1300-м был даже избран одним из семи членов коллегии приоров. Но политическая карьера дорого ему обошлась: когда к власти во Флоренции пришли черные гвельфы, Данте сразу же был приговорен к смертной казни. Поэт, находившийся в это время вне города, никогда больше не вер-нется на родину. . Этим объясняется личная неприязнь Данте к Венедико.

В 1300 году, когда разворачивается действие «Комедии», исторический Вене-дико был еще жив — он умрет только в 1303 году. Данте пишет эту песнь около 1307-1308 годов — и либо забывает о точном времени смерти болонца, либо созна--тельно пренебрегает хронологией, чтобы расквитаться со своим врагом.

Но если этот случай допускает двоякую трактовку, то в других местах Данте соз-на-тельно идет на некоторые ухищрения, чтобы поместить в ад людей, во время действия «Комедии» — в конце марта 1300 года — еще живых. Например, в 19-й песни поэт сводит счеты с ненавистным ему папой Бонифа-цием VIII Он поддерживал черных гвельфов, поэтому Данте считал, что изгнание — следствие политических интриг Бонифация. , который умер только в 1303 году. Данте встречает папу Нико-лая III, терпящего вечные муки за грех симонии, и обращается к нему. Но душа греховного папы принимает поэта за Бонифация:

Как, Бонифаций, — отозвался тот, —
Ты здесь уже, ты здесь уже так рано?

Таким образом Данте указывает, что душе Бонифация уже уготовано место в аду.

Еще один живой мертвец — Бранка Дориа, генуэзец, расплачивающийся за пре-дательство гостя. Он также оказался в аду задолго до своей исторической смер-ти в 1325 году (через несколько лет после смерти самого Алигьери). Души таких предателей низвергаются в ад сразу после совершения злодейства, а в тело все-ляется демон. Поэтому живым кажется, что «Бранка д’Орья жив, здоров, он ест, и пьет, и спит, и носит платья».

7. Тайна кентавров

Иллюстрация Гюстава Доре к песни XII «Ада». Издание 1900 года Thomas Fisher Rare Book Library / University of Toronto

В седьмом круге ада Данте и Вергилий первым делом встречают стража — получеловека-полубыка Минотавра:

…А на краю, над сходом к бездне новой,
Раскинувшись, лежал позор критян,

Зачатый древле мнимою коровой.

Как бык, секирой насмерть поражен,
Рвет свой аркан, но к бегу неспособен
И только скачет, болью оглушен,

Так Минотавр метался, дик и злобен…

Спускаясь еще ниже, они видят кентавров с их «двойной природой» и гарпий «с широкими крылами, с ликом девьим».

Присутствие в христианском аду Данте мифологических персонажей языче-ской Античности уже не удивляет читателя, ведь стражами предыдущих кругов были перевозчик душ умерших через Стикс Харон, царь Крита Минос, охра-няю-щий врата ада Цербер, бог богатства Плутос. Данте снова действует по-сред---не-вековому, приспосабливая Античность под свои нужды: языческие чудовища превращаются в адских бесов, а на карте ада текут мифические реки Ахерон, Стикс и Флегетон.

Но Минотавр, кентавры и гарпии объединены не только античным проис-хожде-нием: связывает их также двойственная природа, сочетающая чело-ве-ческое и животное. Почему это важно? Потому что Данте строит свой ад, подражая Аристотелю. Вспомним слова Вергилия в конце 11-й песни:

Ужели ты не помнишь изреченья
Из Этики, что пагубней всего
Три ненавистных небесам влеченья:

Несдержность, злоба, буйное скотство?
И что несдержность — меньший грех пред богом
И он не так карает за него?

Первые круги отведены грехам невоздержанности, затем идут насильники, в самой же глубине находятся обманщики и предатели.

Античные гибридные чудовища находятся в седьмом круге, круге насильников, и представляют собой аллегорическое изображение грехов этой части ада: живот-ный элемент, проявившийся в пороках томящихся здесь грешников, в них явлен физически.

Это лишь один из многочисленных случаев дантовского использования алле-гории: каждый элемент, будь то исторический персонаж или мифологическое чудовище, приобретает, помимо конкретного поэтического, дополнительное аллегорическое значение. Этот аллегоризм Данте типичен для Средневековья, и все-таки его представление о человеке предвосхищает идеи неоплатоников итальянского Возрождения Неоплатоники — итальянские гуманисты XV века, которые обратились к философским идеям Платона, порвав с аристотелизмом средне-вековой схоластики. Центральные фигуры возврожденческого итальянского неопла-тонизма — Марсилио Фичино и Джо-ван-ни Пико делла Мирандола. : человек находится на полпути между живот-ны-ми и Богом и может приблизиться к божественному полюсу, опираясь на дан-ный ему разум, или же опуститься до состояния животного (показа-тельно, что прилагательное bestiale — «животный» — употребляется у Данте только в отно-ше-нии к людскому поведению и всегда в очень негативном ключе).